народа, но возвращать их людям всегда новыми, с неповторимыми шолоховскими красками. Я видел, как он беседовал с молодыми писателями, с русскими, украинцами, узбеками, киргизами, болгарами, немцами, венграми, поляками. Для каждого из них он был своим, близким, родным человеком. Уроки Шолохова, а иначе эти беседы не назовешь, были именно уроками человековедения, уважительного отношения каждого народа к другим народам, уроками интернационального братства. Глубина шолоховского проникновения в людские души беспредельна. Но тут уже исчезает грань между Шолоховым и его книгами. Очевидно, это закономерно для такого, как он, выдающегося художника».

Сохранился, к счастью, и отзвук шолоховского — ответного — отношения к гостю-космонавту. На следующий год, помимо всего иного, стал рассказывать друзьям, что встречался с делегацией молодежи: «Юра Гагарин тоже приехал. Очень милый, обаятельный парень». И такое ему отметилось в Гагарине: «Очень любит юмор».

Совсем неспроста и не вдруг такая взаимная влюбленность. Судьбе было угодно обнаружить отношение Гагарина к творчеству великого писателя намного раньше, чем произошла первая личная встреча, и намного позже той встречи, о которой рассказано в хронике, посвященной Шолохову. А. Навозов в своей книге «Шолохов в „Правде“» приводит рассказ Шолохова: «На днях получил из Саратова от ребят из промышленно-педагогического техникума мою книгу, которую читал Гагарин, и копию его экзаменационной работы».

Речь шла о «Поднятой целине» и, видимо, о сочинении по литературе саратовского курсанта Юрия Гагарина.

Его познакомили с Леонидом Соболевым. Сказал ему: «Какой замечательный роман „Капитальный ремонт“. Спасибо вам!»

Два раза встречался с К. Фединым. В первую встречу выслушал от писателя: «Для меня как писателя в вашем приземлении все символично: и то, что опустились вы на землю колхоза „Ленинский путь“, и то, что это произошло возле деревни Смеловки, одно название которой как бы подчеркивает вашу смелость. И наконец — это уже чисто мое личное, — приземлились вы на моей родной Саратовщине, где прошло мое детство!»

Пусть не кажется, что писатели оделяли его лишь возвышенными словами любви и уважения. И советы — дельные, мудрые — выслушивал. А. Твардовский сказал в самом начале звездной славы своего по Смоленщине земляка: «Дорогой Юрий Алексеевич! В свои молодые годы вы уже успели свершить великий подвиг, принесший вам всемирную известность. Вы перенесли немало перегрузок в космосе. Но сейчас вам предстоит перенести самую трудную „перегрузку“ — перегрузку славой! Я уверен, что вы с этим справитесь!» Космонавт уже потом, после встречи, выразил свое отношение к этим словам так: «Отлично сказал Твардовский! Это чтобы не „зазнаваться“. Приятно, конечно, что первому мне доверили полет. Но после меня будут летать и дальше, и дольше. Я уверен в том, что и новое поколение писателей и поэтов будет писать не хуже наших современников».

Встреча с писателем и журналистом Евгением Рябчиковым. Старый правдист убеждал космонавта садиться за книгу. В ответ Рябчиков услышал: «Книга… книга!.. Вот и Сергей Павлович Королев говорит: пиши книгу, и Николай Петрович Каманин говорит: пиши книгу, и Евгений Анатольевич Карпов говорит: пиши книгу. А я без конца летаю из страны в страну, и что ни день — все новые встречи и выступления, интервью. А к ним нужно готовиться. Ко всему этому — я же занимаюсь в академии, да еще тренировки: я обязательно еще раз полечу в космос. Вот и получается, что успеваю лишь урывками, спеша вести записи в дневнике…»

Общение с людьми пишущими, надо полагать, многое дало ему — впитывал то, что слышал от них, но разборчиво. Он охотно и открыто шел на знакомства. С некоторыми журналистами и писателями знакомство переросло в приятельство, в дружбу.

Была и обратная связь — щедрая и для большинства плодотворная. Сколько стихотворений, очерков, писательских размышлений в публицистике родилось у тех, кто знал Гагарина и испытывал его влияние!

Это иная тема, но кое-что напомнить, видимо, не помешает. Композитор Александра Пахмутова — они дружили: вместе ездили по просьбам ЦК комсомола на ударные молодежные стройки, не раз участвовали в совещаниях комсомольских работников, ходили часто на концерты, даже — случалось — вместе отдыхали в отпусках.

— Если бы не Гагарин, не быть многим моим песням… Как он умел слушать! Как умел воодушевить не только словом, но — как же забыть! — потеплевшим взором, улыбкой своей, ободряющим жестом! А как он умел спорить!..

Пахмутова в память о нем создала цикл песен, которые все, к счастью, поются и не забываются, — «Созвездье Гагарина»: «Обнимая землю», «Нежность», «Смоленская дорога», «Знаете, каким он парнем был».

Ю. А. Гагарину пришлось выступать перед писателями несколько раз. 12 апреля 1963 года (юбилейная для космонавтики дата!) «Литературная Россия» напечатала гагаринское «Слово к писателям».

Той же весной произошла еще одна встреча с писателями — он покорил уж куда как искушенных своих слушателей свежестью и незаезженностью суждений, искренностью и откровенностью, а еще тем, вспоминаю, что горазд был на лукавинку. Немногое удается извлечь из блокнота, но, предполагаю, что и это немногое поможет уловить, как свято относился Гагарин к писательскому делу:

«…Мы, космонавты, не думайте, не очень-то наивный народ. Вот почему я прекрасно понимаю, что вы пригласили меня сюда вряд ли за написанные книги. Сами знаете, что писателем мне не стать. Не та судьба… Да я и не променял бы свою должность космонавта на должность писателя, хотя она и замечательна.

Нет. Но у нас с вами одна участь — езда в незнаемое, как это отлично сказал Маяковский.

…Поэзия нам необходима как воздух и в кабине звездолета.

…Я вспоминаю книги Толстого и Горького, Пушкина, Маяковского, Островского и Шолохова и говорю — спасибо вам, мои любимые писатели, первооткрыватели и учителя, наставники и товарищи! Спасибо вам за все — за вдохновение, за школу, за уроки жизни!

…Я знаю, наша молодежь хочет видеть в литературе героя, достойного подражания. Вот почему я обращаюсь к вам, дорогие писатели, — покажите в своих произведениях человека нового времени таким, каков он есть: сильным и гордым, умным и уверенным в своей благородной правоте, правоте нашего народа…

…Я уверен: для того чтобы видеть новое, надо много знать. Еще не потеряли ни для нас, космонавтов, ни для вас, писателей, уверен в том, своей остроты слова старого флотоводца адмирала Макарова: „Широта горизонта определяется высотою глаза наблюдателя“. Отлично сказано, не правда ли?»

Если судить по тому, как отзывались тогда писатели о встрече, то никто не усомнился в праве космонавта на такие пожелания. Он представал вне тщения роли судии или некоего попечителя тонких творческих процессов, не позволил стать себе невольником трибуны, когда так и тянет на поучения, ничуть не